 Название: Я слышу стук твоего сердца в темноте
Переводчик: ***
Бета: ***
Источник: I Hear Your Heartbeat In The Dark - sekky_chan
Форма работы: перевод фанфика
Пейринг / Персонажи: Уэда Тацуя / Накамару Юичи
Категория: слэш
Рейтинг: PG-13
Размер: миди - 6139 слов
Жанр: флафф, мутанты!АУ
Примечание: Название взято из песни «Cosmic Love» Florence & The Machine.
Краткое содержание: Это старый-старый сюжет. Светящийся парнишка прокрался в школьный буфет после отбоя, увидел в холодильнике четвертинку чизкейка, потянулся за ней и… безнадежно влюбился в мальчика, парящего в воздухе. |
Читать?
Чтобы сделать карту, я взял звезды из наших глаз...
Сколько он себя помнил, его родители всегда ругались. Так уж они были устроены. Иногда он задавался вопросом, как им вообще удалось перестать спорить достаточно надолго, чтобы пожениться, не говоря о том, чтобы обзавестись двумя детьми.
Не существовало ни одного вопроса, по которому они бы пришли к согласию. Его мама была из тех женщин, которые лично спускаются на кухню снять пробу с приготовленных блюд, а потом лениво фланируют наверх, чтобы наложить макияж. Она пила розовое шампанское из своего любимого высокого бокала, носила белые перчатки и платья до пола, научила Тацу и его сестру играть на фортепиано и писать стихи, а каждый вечер, перед тем как уложить их в постель, прикасалась кончиком пальца к ночнику, после чего лампочка коротко мигала и загоралась.
Что касается его отца, тот заходил к ним в комнату сразу же, как оттуда выходила мама, выключал ночник и плотно закрывал за собой дверь, оставляя их в темноте. Тацу заползал глубоко под одеяло и так, укрывшись с головой, спал, настороженно прислушиваясь к дыханию ночи.
Способности Тацу не спешили проявляться. Его сестра в возрасте пяти лет обнаружила, что может включать телекоммуникатор в гостиной, не выходя из своей комнаты в противоположном крыле дома. В семь — из всякого хлама, найденного в гараже, она мастерила ему крошечных роботов, разъезжавших на крошечных машинках. Все лето того года родители потратили на споры, следует ли послать ее в школу «Голдилокс» (лучший учебный план, партнерская программа и гарантированная возможность трудоустройства по окончании) или в «Аврору» (на расстоянии пешей прогулки от дома и существенно дешевле)?
В конечном итоге она оказалась единственным ребенком во всей округе, получающим домашнее образование.
Тацу понятия не имел, почему они устраивают из этого такую проблему, потому что на тот момент (ему уже исполнилось четыре) он все еще оставался «Неактивом» - ребенком без особых способностей. Его отец утверждал, что ничего, способности скоро проявятся, а мама возражала, что, возможно, ему просто не суждено было иметь такие силы.
В ночь своего двенадцатилетия Тацу разбудил сестру, спросив, не хочет ли она прогуляться с ним вместе до туалета. Ее прекрасные волосы растрепались по подушке, а лента съехала набок – разве она всегда ложилась в кровать с лентой? В темноте он увидел, как сестра настороженно обернулась к нему, с трудом приоткрыв глаза.
- Сходи сам, - сонно пробормотала она. – Лампа горит достаточно ярко, чтобы осветить коридор.
И слегка запоздало Тацу осознал, что это вовсе не отец забыл отключить ночник. Светилась его рука, лежащая у сестры на плече.
Каждый раз это было похоже на тихое шкворчание у него под кожей, на кипящую воду, в которой он варится изнутри. «Как лобстер», - метко сравнила сестра.
Но это не было больно. Просто жужжащий звук у него в затылке и (как сказал отец, когда впервые пытался объяснить его способность) некий пигмент, реагирующий с воздухом и генерирующий энергию, которая поглощается телом, а потом медленно выделяется в форме света, заставляя кожу сиять.
Тацу сияет, но совсем не сильно. Уж точно не как его отец, который похож на сверхновую и сверкает так ярко, что может ослеплять взбунтовавшихся Активов.
Тацу излучает не больше света, чем обычная лампочка, но даже это свечение – приглушенно-рыжее, как головка спички, охваченная пламенем. Его отец, полыхая и властно возвышаясь над ним, похлопал Тацу по затылку и сказал: «Все придет со временем, вот увидишь».
Тацу так и не понял, из-за чего, собственно, отец так раздувался от гордости. Он, впрочем, не понял и того, почему дети на игровой площадке, увидев его, издавали шкворчащие звуки или кидались в него бумажными самолетиками, надеясь, что те загорятся – чего никогда не происходило. Тацу сияет, но не горит. Его мама – обладательница электрических рук, от которых даже волосы на голове становились дыбом, – сказала, что ему не стоит обращать на это внимания: дети часто ведут себя жестоко и сплошь да рядом – как идиоты.
Когда настала зима, хлопнув в сердцах множеством дверей и бесчисленное количество раз прокричав из-за закрытых створок: «Делай что хочешь!», родители наконец закончили свой спор «В какую школу послать Тацую». Сам он провел большую часть зимы в библиотеке. Обложился такими огромными стопками книг, что они смыкались над ним подобно иглу, и прислушивался к спору родителей где-то в отдаленных комнатах. В ночи Тацу светился внутри своей книжной пещерки, пока не закончил пятитомный эпический труд о Просвещенной войне (и решил, что он ему не очень-то нравится: там было совсем немного романтики), и мечтал о мире, исполненном поэзии.
Весной родители сообща отвезли его в «Голдилокс» и всю поездку спорили о том, должен ли он надеть галстук или бабочку. Как выяснилось, это не имело ровно никакого значения, потому что в школе предлагался огромный выбор формы, которую следовало приобрести в зависимости от того, к какому уровню его отнесут.
В итоге Тацу оказался во Второй секции Лазурного уровня, хотя его способность имела отношение к свету. Лазурный же уровень предназначался для тех, кто умел передвигаться по воздуху, но связанные со светом способности встречались редко, и школьный совет решил по своему усмотрению.
Следующие два месяца он провел в своей комнате, снова и снова перечитывая стандартный школьный буклет, а потом, когда совсем заскучал, подключился к внутришкольной сети, чтобы поинтересоваться, не оставили ли его родители каких-нибудь сообщений о том, как они за него волнуются, но – абсолютно оправданно – особо не ожидая их увидеть. Затем он опять вернулся к перечитыванию буклета – снова и снова.
Согласно исторической справке школа «Голдилокс» была основана в начале Эры человека, когда генетически измененные Активы еще создавались в лабораториях, дабы выиграть гонку, которую человечество вело с двумя более эволюционно продвинутыми расами. Это первое поколение представляли собой, в частности, собственные бабушки и дедушки Тацу, которые на удивление все еще были живее всех живых и рассказывали байки о том, что значило когда-то быть просто «человеком», и какой прорыв в поисках ключевого генетического кода, требующегося для того, чтобы активировать способности, был сделан благодаря обычной, ничем не примечательной лабораторной крысе.
Все это, разумеется, случилось века назад. Для Тацу их истории звучали как волшебные сказки – нелепые и незаслуживающие доверия. С другой стороны, большая часть истории могла показаться безумной и невероятной, ведь она писалась учеными. А ученые никогда не были хороши в писательстве. Включая его отца, хотя тот был всего лишь простым онкологом.
От литературы Старого Мира осталось не так уж много – во всяком случае, тех книг, которые так или иначе не касались бы научных фактов или теорий. Семья Тацу владела обширной библиотекой, так что ему удалось отыскать несколько хорошо сохранившихся сборников рассказов, хотя такие книги особо сберечь не пытался никто, за исключением самопровозглашенных «просвещенных ученых», которые предположительно обитали в компании бесчисленных собак, кошек и слуг, являясь наследниками огромных состояний, рассеянных по всему континенту.
Тацу не хотел превратиться в одного из таких коллекционеров, боясь в конце концов уподобиться своим бабушкам и дедушкам, но надеялся однажды встретиться с ними и попросить разрешения ознакомиться с их библиотеками.
По ночам он валялся на кровати, наблюдая за круглой крышей обсерватории, когда та открывалась, чтобы прибывшие по обмену студенты-Воздушники имели возможность вернуться в родные гнезда. Они расправляли крылья и парами взмывали вверх, порой в порыве возбуждения выписывая в небе фигуры высшего пилотажа. Каждую ночь перед сном Тацу видел в окно своей общежитской комнатушки, как они разлетаются прочь, и, представляя, что им предстоят сражения с ужасными атмосферными монстрами, позволял чужим крыльям уносить куда-то вдаль свои мечты.
К шестому месяцу, проведенному в школе, Тацу внезапно понял, что он еще не завел ни одного друга, в то время как куча школьников считает его «витающим в облаках» или «этим, с рыбьими губами» (или и тем, и другим). Он даже приобрел соперника из Янтарного уровня, который по неизвестной причине постоянно пытался в буквальном смысле убить его взглядом – худосочный пацан обладал лазерным зрением, – стоило им только столкнуться на ежемесячной дискотеке, где собирались все уровни.
Много лет спустя он обнаружит, что причина заключалась в том, что он – не нарочно! – съедал блюда, оставленные в буфете для этого самого худосочного пацана, – не его вина, что по ночам он чувствовал голод и никто не выходил из комнат после отбоя. Да и вообще, тот, кто ставил в холодильник эти восхитительные объедки, мог бы наклеить на них стикеры.
Тацу совсем не чувствовал вины за то, что подъедал оставленное другими, и как раз во время одного из этих «ночных перекусов» он и встретил Юччи. Парнишка проскользнул в общежитский буфет после отбоя, заметил в холодильнике четвертинку недоеденного чизкейка, потянулся за ней… и чуть не лишился сознания от испуга, услышав голос, раздающийся откуда-то с потолка.
- Привет, - вежливо обратились к Тацу. – Мне ужасно неловко тебя беспокоить, но не мог бы ты спустить меня отсюда?
Потратив несколько секунд на то, чтобы снова собрать мозги в кучку, Тацу заставил себя посмотреть вверх и обнаружил, к своему облегчению, что сей «бестелесный глас» на самом деле вовсе не был бестелесным. Он принадлежал еще одному худосочному пацану (ну или это мог быть супер-худющий коротышка-взрослый), который каким-то образом умудрился приклеиться к потолку и теперь свисал с него с бесполезно болтающимися конечностями, напоминая перевернутого паука-косиножку.
Тацу не смог удержаться. Он потрогал языком щеку и насмешливо прокричал:
- Эй ты! Вижу, ты достиг своего потолка. И как висится?
- На самом деле, вполне удобно, - ответил пацан. – Если бы я прихватил с собой подушку и одеяло, перед тем как застрять здесь, я, может быть, так и не стремился спуститься.
Впервые за шесть месяцев Тацу искренне рассмеялся.
- Ты ведь понимаешь, что я пытался тебя завести, да?
- Конечно. Но учитывая мое нынешнее положение, я не уверен, что ты мог завести меня куда-то похуже.
- И как же ты туда забрался?
- Дело в том, что я парю, когда забываю сосредоточиваться. Я, собственно, сам виноват, мама в своем сообщении очередной раз принялась восторгаться тем, как быстро совершенствуется моя сестра, и я просто… забылся, - пацан расстроено помахал рукой, и Тацу понимающе кивнул.
- Понятно. А я свечусь, когда я счастлив.
- …ты имеешь в виду, как сейчас?
С некоторой задержкой Тацу заметил, что и правда – сияет. Ярко-алым, с этим шкворчащим ощущением под кожей. Как лобстер, только что опущенный в кипящую воду.
- Ага, - пожал плечами он. – Видимо, ты делаешь меня счастливым.
Кажется, это доставило парящему мальчишке удовольствие. В свете своего сияния Тацу увидел, что тот улыбнулся, и даже в полумраке различил, как его щеки залились краской.
- Знаешь, ты тоже меня осчастливишь, если снимешь отсюда, - поделился он. Тацу ухмыльнулся.
- Тогда скажи «пожалуйста»!
Мальчишка сообщил, что его зовут Юичи, но Тацу уперся, что будет звать его Юччи, и прозвище прижилось. Они попросили, чтобы школьный совет разрешил им съехаться – в любом случае Юччи только что поступил, а комната Тацу была достаточно велика для двоих.
В свободное от занятий время Тацу позволял Юччи рисовать себя, пока сам он рассказывал о том, как мать учила его играть на фортепиано и как ему нравилось звучание музыки Старого мира. Тацу поведал Юччи о мысли, буквально на мгновение мелькнувшей у него по этому поводу, – что будь он поамбициознее, то мечтал бы возродить музыку – такую, какой она была раньше. Он рассказал Юччи о книгах, которые ему удалось прочесть, о феях и историях любви, и прочих вещах, которые для современного общества значили куда меньше какого-нибудь нового изотопа… в общем, обо всем этаком.
Юччи рассказал ему о своей семье. У его родителей было трое детей, он и двое младших сестер. Одна из них, та, что постарше, умела управлять гравитацией и забавлялась, заставляя Юччи спотыкаться и падать каждый раз, как он шел в туалет. Он, несомненно, обожал свою сестру, в этом не возникало и тени сомнения, и все же… был рад, что родители отослали его прочь, потому что она довела его почти до безумия.
- Это… как жить с демоном, который, может быть, и любит тебя, но все равно является воплощением зла, - пояснил он.
- Что такое демон? – переспросил Тацу. Он возлежал на кровати, прямо на куче одежды, которую раскидывал повсюду, шевеля носком ноги недопитый стакан молока, уже пять дней стоящий на столе. Юччи постоянно жаловался на плачевное состояние его половины комнаты, но Тацу предпочитал оставлять все как есть, просто чтобы понаблюдать, как Юччи, ворча себе под нос, примется убираться сам.
- Это такое верование из Старого мира, - Юччи миновал вазу с засохшими цветами с выражением крайней брезгливости, которое, казалось, намертво приклеилось к его лицу. – Когда наука еще была не так развита – да что там, практически не существовала, – люди использовали свое воображение, чтобы объяснить то, что не могли понять… Черт возьми, сколько времени прошло с тех пор, как ты последний раз стирал эту рубашку?!
- Неделя? – Тацу пожал плечами. – Она еще не настолько грязная, я вполне могу надеть ее еще разок.
Юччи передернуло.
- Везет тебе, что ты богатый и смазливый. Потому что я не представляю, из-за чего еще девчонки стали бы по собственной воле с тобой разговаривать.
- Должно быть, дело в моей чарующей индивидуальности, - съязвил Тацу, показывая ему язык.
- Ты форменная свинья, Уэда Тацуя.
- Богатая и смазливая свинья с чарующей индивидуальностью, - согласно кивнул Уэда. – С которой ты все еще делишь комнату, несмотря на мое так называемое «отсутствие гигиены».
- Да. И тебе повезло, что я убираюсь за тобой, поросенок ты этакий, - раздраженно буркнул Юччи с потолка, комично задрав свой огромный нос.
- Это уж точно, старикашка, - ухмыльнулся Тацу.
Когда ученики достигали шестнадцати лет, они, как правило, регистрировались как Корпоративные Активы и могли выбрать свою будущую профессию. Юччи заявил, что, конечно, хотел бы стать ученым, но его отец служит в правоохранительных органах, а значит, и самому ему туда дорога. Тацу же просто полагал, что заниматься наукой означало месяцами сидеть взаперти в белой комнатушке без окон, рассуждая о математических терминах, и эта перспектива совсем не казалась ему захватывающей.
Они зарегистрировались в один и тот же день и были распределены в группу из восьми стажеров, вместе с которыми весь следующий год развивали свои способности в Центре Симуляции. Один из парнишек в группе – на голову выше их обоих и с кожей, способной превращаться в камень, – рискнул подшутить над Юччи, пока они тренировались в полетах. Тацу заехал ему по лицу и бил до тех пор, пока твердая кожа не осыпалась мелкой крошкой им под ноги, а костяшки Тацу не оказались разбиты в кровь.
Когда после недельного наказания он вернулся назад в общежитие, Юччи встретил его отнюдь не благодарной улыбкой, а укоризненным взглядом из-под нахмуренных бровей. До этого Тацу видел такое выражение только на лице своего отца, и это заставило его нахмуриться в ответ, остановившись на другом конце комнаты.
- Тебе не следовало этого делать, - заявил Юччи тоном, который еще сильнее напомнил Тацу родителя, так что у него начало неприятно покалывать кожу.
Он ответил Юччи, что вообще-то сделал это для него, идиота. И если честно, ожидал благодарности…
- Я мог разобраться с этим сам, - возразил ему тот. – Я никогда не просил за меня заступаться.
Тацу сказал, что может делать все, что захочет, и кто такой Юччи, чтобы решать, что ему следует делать, а что – нет? Но это только заставило Юччи вскипеть, и тот начал потихоньку подниматься над полом, скрестив на груди руки.
- Не перекладывай на меня ответственность! Ты заработал пятно на своем послужном списке из-за того, чего вообще не должно было произойти!
- Ты паришь, Юччи…
- И не называй меня Юччи, Уэда, - раздраженно донеслось с потолка.
- Я пойду принесу веревку, жди там.
- Не смей убегать от меня, Тацу!
Но он уже выскочил в коридор, и дверь между ними с шипением захлопнулась, заглушив то, что пытался сказать ему Юччи в этот момент. Или не пытался.
Тацу вернулся спустя полчаса с веревкой, планируя привязать ее к поясу Юччи и… может быть, позволить ему поболтаться под потолком еще минут пятнадцать, прежде чем он стащит его оттуда. Но Юччи к тому моменту уже спустился вниз самостоятельно и теперь сидел отвернувшись на своей половине комнаты. Казалось, он что-то читает, поэтому Тацу решил, что не стоит его беспокоить.
Он планировал поговорить с Юччи по этому поводу в другой раз. А может, даже и не планировал. Но это не имело значения, потому что на следующий день во время тренировки он обнаружил, что, определенным образом двинув руками, может нагреть книги у Юччи в руках до такой температуры, что они вспыхнут. Инструкторы заставили его повторить это еще раз – на генераторе жидкого водорода, и когда они увидели, как все устройство, включая цинковый корпус, рассыпалось кучей окислившейся пыли, то немедленно перевели Тацу из Лазурного уровня в Алый.
Как выяснилось, его способности относились к плазменному типу.
Отец прислал ему первое и единственное сообщение с тех пор, как три года назад высадил Тацу из машины возле школы, написав, как он горд и что он всегда знал, что у Тацу большой потенциал… Тацу стер письмо, даже не дочитав.
Жить в Алом уровне оказалось вполне неплохо. Окна не выходили на Обсерваторию, и стены были покрашены малиновым, а не в цвет морской волны, но к этим визуальным изменениям Тацу приспособился быстро. Его новый сосед был на год старше, любил рассуждать о полиномах и перед сном таскал в комнату сладости. Он также не мог спать при свете, и в качестве расплаты за громкий звук разгрызаемых карамелек Тацу сиял всю ночь, просто чтобы периодически слышать, как сосед стонет от раздражения.
Он по-прежнему видел Юччи раз в месяц на общих дискотеках, но студенты Алого и Лазурного уровней не особо общались. Разумеется, это не мешало им обмениваться вежливыми приветствиями, и Тацу заметил, что Юччи, похоже, неожиданно вытянулся. Раньше они были одного роста, но теперь при встрече Тацу приходилось смотреть на него снизу-вверх.
После этого Тацу решил заняться боксом. И носить футболки без рукавов, чтобы во время дискотеки наблюдать, как Юччи, нахмурившись, пялится в его сторону.
Когда им исполнилось восемнадцать, их снова объединили в некую смешанную группу, в которой только они двое были знакомы до этого. Вернуться к прежнему, почти привычному общению оказалось проще простого: Юччи походя замечал, что собственная прическа волнует Тацу больше, чем опасность подпалить шевелюру другим с помощью своих способностей, а Тацу откликался, что это волнует Юччи только потому, что тот сам уже однажды попал под раздачу, потому сейчас и носит парик.
Но по-настоящему улыбался он только тогда, когда замечал, что уголки губ Юччи тоже ползут вверх.
Всю группу переселили в отдельное здание, где им предоставили общую гостиную и тринадцать отдельных спален. Тацу к этому моменту не жил с Юччи больше двух лет, и потому связал возникшую нервозность с тем, что теперь ему опять приходилось пользоваться с Юччи одной кухней, смотреть тот же телекоммуникатор и поливать одни и те же цветы.
Но дело в том, что нервозность даже не думала исчезать, как бы он ни пытался найти ей объяснение. Теперь он мог наблюдать Юччи в домашней одежде, а не только в форме, шлепающего босиком по стальному полу. Тот по-прежнему был долговязым, неуклюжим и длинноногим, и иногда Тацу оборачивался на звук открывшейся двери в ванной, и Юччи выходил оттуда, распаренный и раскрасневшийся, со спутанными влажными волосами. Когда он присоединялся к Тацу на диване, его запястья обнажались каждый раз, когда он подносил ко рту кусочек шоколада и рукава футболки сползали к локтю. И его только что вымытые босые ступни на долю секунду касались ноги Тацу под столом.
Спустя две недели борьбы с подскочившим уровнем адреналина, постоянно потеющими ладонями и не поддающимся объяснению сердцебиением Тацу пришел к выводу, что, что бы ни происходило, это не на пользу его здоровью. Стоило им остаться наедине буквально на пару минут, и косточки запястий Юччи начинали сводить его с ума. И это была полная ерунда, потому что запястья были у всех: просто кости, обтянутые слегка загоревшей кожей, покрытой тонкими волосками. Запястья Юччи ничем не отличались от запястий всех остальных людей.
И все же, с точки зрения Тацу, Юччи мог с тем же успехом быть голым.
Группа решила отметить их дни рождения коллективно как раз после окончания проводимого раз в два месяца обязательного опроса. Тацу подошел к Юччи после того, как торт был уже разрезан, а свечи задуты.
- На меня поступила жалоба, - буркнул он.
- Что?
- Кто-то пожаловался на меня во время опроса. Сказал, что не хочет быть со мной в одной группе, - раздраженно объяснил Тацу, непроизвольно проследив за тем, как Юччи зачерпнул пальцем немного крема и отправил его себе в рот.
«Смотри куда-нибудь в другое место! - приказал он себе, стискивая зубы. – Черт! Не на запястье!»
- И? – переспросил Юччи, высунув кончик языка, чтобы облизнуть уголок рта. – Не в твоем духе волноваться из-за такой фигни, разве не так?
- Да, но мне не нравится сама мысль, что кто-то в тайне на меня злится. Я всегда знал, если кому-то не нравился, и предпочел бы, чтобы так было и дальше.
Юччи поднял взгляд от своей тарелки, и его (карие и глубокие, точно бездна) глаза ненадолго остановились на лице Тацу, изучая его с пристальностью, которая пришлась тому совсем не по душе.
- В любом случае почему ты думаешь, что он на тебя злится?
- Ну а чем еще это может быть? – Тацу скрестил руки на груди. По крайней мере, Юччи опустил тарелку и перестал есть с нее руками. – Если бы это было что-то другое, то он бы так и написал в своей жалобе, правда?
- Но, может быть, дело не в том, что ты ему не нравишься. Может быть, у него были какие-то другие причины, чтобы пожаловаться?
- Что? Да почему ты вообще его защищаешь? Я думал, ты будешь на моей стороне…
Поднимая голову, чтобы встретиться с Юччи взглядом, Тацу надеялся увидеть на его лице усмешку или хоть что-то, указывающее на то, что Юччи просто над ним подшучивает. Но Юччи не усмехался. Скучающее выражение исчезло из его глаз, теперь в залегшей под ними тени проглядывало нечто похожее на страх, и у Тацу перехватило дыхание. А потом Юччи отвел взгляд, и его зрачки виновато скользнули в сторону.
Тацу просто не знал, что сказать, правда – не знал. Но он также не мог просто развернуться и уйти, потому что это было бы не в его духе. Поэтому он потянулся и выбил тарелку с тортом у Юччи из рук, пронаблюдав, как она выскальзывает у того из пальцев и опрокидывается на пол.
И потом он ушел, не оглянувшись даже на оклик Юччи, и дверь в его комнату с шипением закрылась.
По иронии судьбы всего через несколько дней после вечеринки Тацу и Юччи объединили в пару во время прохождения одного из симуляторов. Площадка представляла собой старую, давно покинутую лакокрасочную фабрику, где они, как предполагалось, должны были преследовать владеющего телепортацией преступника. Возможно, Тацу чересчур сосредоточился на том, чтобы игнорировать попытки Юччи завязать разговор, а Юччи, в свою очередь, на том, чтобы привлечь его внимание. Так или иначе, оба они напрочь забыли о полученных инструкциях и, сойдя с маршрута, углубились в необозначенную на карте территорию.
Ни тот, ни другой толком не поняли, что же произошло потом: буквально секунду назад они занимались перетягиванием каната, в роли которого выступал рукав Тацу, а в следующий миг уже приземлились на задницы внутри крошечного, сильно закопченного стального ящика.
С легкой отстраненностью Тацу осознал, что они оказались внутри печи для сжигания отходов.
В душной темноте он торопливо отпихнул от себя Юччи, смущенный тем, как плотно местами соприкасались их тела. Юччи крякнул от удивления, но отодвигаться особо было некуда, и все кончилось тем, что его голова со стуком ударилась о стальную стенку.
- Прости! – поспешно брякнул Тацу, а Юччи проницательно заметил:
- Не вымещай досаду на мне, я больше чем уверен – в случившемся нет моей вины.
Даже сквозь одежду Тацу чувствовал, как их соприкасающиеся плечи покрываются потом, а воздух, застывший в крошечной камере, казался горячим и затхлым. Он сглотнул, отгоняя непрошеную мысль о том, что может просто задохнуться тут вместе с Юччи. На самом деле, он понимал, что этого не произойдет: тоненькие лучики света кое-где пронизывали темноту, слишком слабые, чтобы осветить камеру, но дающие понять, что, по крайней мере, свежий воздух может проникнуть в нее снаружи.
- Нам надо успокоиться, - пробормотал Юччи. – Здесь слишком жарко…
- Да знаю я! – от запаха лака и духоты у него кружилась голова.
- Эй ты, засранец! – Тацу с размаху засадил кулаком в потолок у себя над головой. – Выпусти нас отсюда, пронырливый ублюдок!
- Он, наверное, уже ушел, - спокойно констатировал Юччи. – Но даже если это не так, думаешь, твои крики заставят его передумать? – и он смущенно замолчал, заметив, что раздражение закралось и в его тон.
- Черт… тут ужасно тесно. Ты, часом, не можешь левитировать нас отсюда или еще что-нибудь?
- Да? А почему бы тебе не воспользоваться своим даром, чтобы немного остудить это место? Думаешь левитация поможет нам выбраться из замкнутого металлического ящика размером полтора на полтора метра?
- Ну это же не я предал доверие друга, нажаловавшись на него и даже ни словом ему самому не обмолвившись! – огрызнулся Тацу.
- Так вот в чем все дело? Ты срываешься на меня, хотя даже не дал возможности объясниться!
- Я срываюсь на тебя, потому что мы заперты в чертовой печке! Придумай что-нибудь, ты же у нас – голова...
Юччи вздохнул.
- В таком случае я ничего не придумаю, пока ты не согласишься поговорить по-человечески.
«Предатель…»
- Даже не рассчитывай, Накамару.
- Ну что ж, тогда будем сидеть здесь вечно.
Тацу фыркнул, чувствуя, что щеки заливаются жаром.
- Меня это вполне устраивает.
- Ну вот и отлично.
Юччи подвинулся, откидываясь назад и скрещивая на груди руки, и Тацу почувствовал, как будто целый мешок с костями больно ткнулся сразу в несколько мест на его теле. Черт бы побрал этого Юччи и его отсутствующие мускулы… Тот сидел так близко, что Тацу мог различить его запах, казенный шампунь как-то совсем иначе воспринимался на волосах Юччи, и его мускусный аромат окончательно перепутал все чувства. Мускус, запах разгоряченной человеческой кожи и…
- Ты что, пользуешься одеколоном? – удивился он вслух, неосознанно сдвигаясь так, чтобы еще плотнее прижаться носом к волосам Юччи.
- Ч-что? Н-нет… А что, я не могу надушиться? Ты пользуешься одеколоном!
- А вот и нет, - ухмыльнулся Тацу. – У меня от природы такой приятный запах.
- Прекрати ухмыляться!
- Ты меня даже не видишь.
- Мне не нужен свет, чтобы понять, что ты ухмыляешься. Я думал, ты на меня злился...
- Злился, - решительно констатировал Тацу, - и все еще злюсь. Ты сделал мне больно, Юччи.
На какое-то время Юччи замолчал, очевидно, задумавшись над его словами. И когда он снова заговорил, то даже в темноте Тацу почувствовал, как изменилась атмосфера. А потом Юччи сказал нечто, что Тацу никогда не рассчитывал услышать, тоном, который сводил его с ума, даже когда им произносились совсем обыденные вещи вроде «Привет!» или «Передай мне соль?».
- Прости…
Тацу откинулся на стену и выдохнул… потом вдохнул. Он положил руку себе на грудь, прекрасно понимая, что тоже погрузился в молчание…
- Тацу?
…и в такой духоте оно казалось почти невыносимым. Почему же он не воспользуется своими силами? В итоге Тацу ухватился за первое, что пришло ему в голову:
- Почему ты пожаловался на то, что мы с тобой попали в одну группу?
Юччи ни на секунду не промедлил с ответом.
- Когда я узнал, что буду в той же команде, что и ты, я очень расстроился.
Тацу почувствовал себя так, как будто ему отвесили пощечину. Сам он тогда думал только об одном: что будет рядом, чтобы защитить Юччи, если тот заведется и взлетит или совершит ошибку, или просто не будет справляться. В бою Юччи мог повести себя совершенно непредсказуемо, и, очевидно, только Тацу оказался тем идиотом, которого это заботило.
Успокоившись достаточно, чтобы снова заговорить, Тацу был приятно удивлен тем, насколько хорошо ему удалось подавить обиду в своем в голосе.
- Почему?
Юччи шумно вздохнул. Тацу почувствовал, как он изменил положение, и услышал звук ладони, с силой трущей лицо.
- Это все твои рубашки. Ты хоть представляешь, насколько отвлекающими могут быть рубашки без рукавов на ком-то с твоими бицепсами? Мне потребовались месяцы, чтобы немного к ним притерпеться, а потом – бац! – мы съезжаемся, и они оказываются прямо у меня перед носом.
Тацу обрадовался царящей вокруг темноте, потому что в ней можно было спокойно прийти в себя, не опасаясь быть увиденным. Слова Юччи звучали крайне раздосадованно, и это тоже радовало – больше, чем следовало бы.
- Вполне естественно считать такие роскошные бицепсы, как у меня, привлекательными. Я уверен, ты в этом не одинок. - Понемногу к нему начинало возвращаться ощущение контроля над ситуацией, и, надо сказать, это было очень приятное чувство. – Так что не стоит стесняться.
- Ну хорошо, - Юччи испустил еще один долгий вздох. – Дело не только в твоих рубашках, доволен? Если бы ты на самом деле все время их надевал, я был бы в полном порядке. Но почему ты постоянно шатаешься повсюду без них? Это неприлично. Просто… все на виду. Всё! Каждый крошечный… да просто всё! – казалось, он вот-вот полностью выйдет из себя, но в итоге Юччи только устало закончил:
- Ничего не оставляешь на волю воображения.
Тацу пришлось плотно сжать губы. Он знал, что в полной темноте этого тесного ящика Юччи легко расслышит даже малейший намек на улыбку, и уж определенно - бурлящий сейчас у него в груди смех. И даже когда, немного успокоившись, он выдавил банальное: «Рад это слышать», - фраза, вопреки его усилиям, все равно получилась слегка задохнувшейся.
- Не смей ржать, - приглушенно простонал в ответ Юччи, прикрыв рот рукой. – Ч-черт… Ты ведь наверняка припомнишь мне это, когда мы отсюда выберемся, да?
- А ты сам как думаешь?
- Вот ведь злюка… - но тон Юччи свидетельствовал о том, что он совсем не возражает, и они соскользнули в спокойное, уютное молчание. Которое совершенно не должно было быть таким уютным. Но было.
У Тацу начали затекать ноги, и исключительно поэтому он подвинулся, разворачиваясь к Юччи лицом. Он собирался окончательно рассеять напряженность, переведя все в простую дружескую беседу. Но что-то в том, как немного изменилось дыхание Юччи, как напряглись его бедра в том месте, где их коснулись чужие лодыжки, заставило Тацу сказать что-то, что он совсем не планировал.
- Помнишь, как я тогда избил пацана за то, что он над тобой насмехался?
- Конечно… Послушай, я на самом деле никогда не сердился на тебя за это, я просто…
- Да, да… Это не имеет значения. Знаешь, что именно меня тогда разозлило?
Он услышал, как волосы Юччи шуршат по стальной стене – тот мотал головой. Тацу резко вдохнул, собираясь с мужеством. Ему показалось, или только что внутри стало еще жарче?
- Он заявил, что у тебя смешной нос.
- Гм-м… - и Юччи не добавил больше ни слова.
Тацу закатал рукава, чувствуя как по пояснице катятся капли пота.
- И все? – переспросил Юччи. – Из-за этого ты измутузил его до такой степени, что он провел в лазарете два месяца?
- Просто… Он посмел насмехаться над чем-то, что мне нравилось. Мне нравится твой нос! Как, впрочем, и остальные черты твоего лица! По отдельности они действительно выглядят забавно, но все вместе – делают твое лицо очень милым. Даже красивым, если смотреть под определенным углом. И мне всегда нравились твои пальцы, а сейчас это, по всей видимости, распространилось и на запястья. Чертовы запястья… Не знаю, может, дело в строении скелета или… в чем-то еще. Но они чертовски сексуальны! Так или иначе, пока мы были детьми, все было в порядке, а потом мы снова начали жить вместе, и – бац! – я начал замечать каждую чертову линию сгиба у тебя на запястьях.
Последовавшее за этим молчание было убийственным. Когда Юччи наконец пошевелился, Тацу, даже не заметивший, что все это время задерживал дыхание, с облегчением выдохнул и снова услышал шорох волос Юччи, прислонившегося обратно к стене. А потом и до него донесся тихий выдох, в котором, без всякого сомнения, слышалась улыбка.
Хорошо. По крайней мере, тот не собирался закатывать истерику. Тацу воспринял это как сигнал к тому, чтобы снова изменить положение ног, постепенно придвигаясь поближе. Юччи вжался в стену и застыл, как каменное изваяние, заставляя надвигавшегося на него Тацу на секунду ощутить себя хищником.
Внутри ящика было недостаточно света, чтобы сразу отыскать желаемое, поэтому он для начала нащупал ладонью плечо Юччи, и оттуда его пальцы начали продвигаться вниз, к запястью, медленными, вальсирующими шажками, одновременно дразнящими и решительными. К тому моменту, когда он достиг запланированной цели, Юччи тоже постепенно расслабился.
- Запястья… Нет, серьезно, ты самый странный из всех, кого я… - притворное бурчание не помешало ему тихонько вздрогнуть, когда большой палец Тацу скользнул вдоль выступающей косточки запястья. – Гм-м…
Тацу почувствовал, как волоски под его пальцами приподнялись, а кожа покрылась мурашками. Он усмехнулся.
- Что-что ты сказал?
- Ум-м… да… - Юччи глубоко вдохнул, а потом медленно выдохнул и тихо рассмеялся в ответ. – Похоже, в этой твоей идее… что-то есть.
Тацу придвинулся ближе, и смех затих. Он услышал шорох волос, когда Юччи повернул голову в его сторону, почувствовал его дыхание на своем лице – в ящике к этому моменту стало так жарко, что выдохи Юччи ощущались как прохладный ветерок, обдувающий щеки.
Потребовалось несколько попыток, чтобы в этой тьме отыскать его губы, но даже это доставило Тацу удовольствие. Юччи продолжал вертеть головой, то ли из желания помочь, то ли снова пытаясь лишить его рассудка, но, наконец прижавшись к его губам... («Как могут чьи-то губы быть такими мягкими?») …Тацу услышал тихий звук удивления и восторга в момент, когда их языки соприкоснулись.
Он не ожидал, что целоваться в темноте будет так непросто («Как вообще людям удается заниматься любовью в кладовках?»). Отстраняясь, чтобы перевести дыхание, Тацу не знал, что обнаружит под своими губами в следующий раз: гладкий подбородок Юччи, кончик его длинного носа, скулу?.. Просто впитывал солоноватый привкус пота на чужой коже. Они сталкивались носами, губами, и с каждой секундой Тацу чувствовал, что все больше теряет контроль.
Не обращая внимания на протестующую мышцу у себя в боку, начавшую затекать от неудобного положения, он отпустил запястье Юччи, чтобы вместо этого придержать его голову и снова отыскать губы. Юччи обхватил его за талию, притягивая ближе, и застонал, когда Тацу всем весом упал ему на грудь. Но теперь Тацу смог ощутить это – как все тело Юччи дрожит в такт сильному, ускоренному биению их сердец.
Вот только, увы, в этом положении боль в затекшей мышце стала почти нестерпимой, не говоря уже о том, как ныли его колени, упирающиеся в жесткую поверхность пола. Жара и духота давно перешли все мыслимые и выносимые пределы.
- Прости… - задохнувшись выдавил он, резко отстраняясь. Бедра задрожали, и Тацу рухнул на стену, пытаясь восстановить дыхание, - бок свело…
- Очень не вовре… - почти простонал Юччи, но осекся, протирая глаза. Что-то заставило его улыбнуться, и это была совершенно новая улыбка, остро отозвавшаяся в Тацу во всяких нужных и ненужных местах.
- Что еще? – буркнул он, чувствуя внезапную панику. – Я… я сделал что-нибудь странное?
Юччи ухмыльнулся.
- Так, значит, я делаю тебя счастливым, а?
С некоторой задержкой Тацу сообразил, что может вполне отчетливо разглядеть Юччи: его спутанные волосы, припухшие губы, раскрасневшиеся щеки. Сам Тацу сейчас, должно быть, светился ярко-алым светом – сила шкворчала под его кожей, как у лобстера, опущенного в кипящую воду.
- Да, - рассмеялся он, дуя вверх, чтобы отодвинуть с глаз слипшиеся от пота волосы. – Ты делаешь меня счастливым.
- Знаешь, если поцелуешь, - улыбнулся Юччи, еще больше заливаясь румянцем и заставляя Тацу невольно усмехнуться, - ты тоже меня осчастливишь.
- Тогда скажи «пожалуйста».
И они поцеловались снова: медленно, нежно… просто идеально.
После окончания пять человек покинули их группу. Осталось всего восемь, из которых трое больше не ночевали в здании, а еще трое возвращались туда только на выходные. По сути, Тацу и Юччи оказались единственными, кто так и остался в этом доме с тринадцатью спальнями и объединяющей их гостиной. Тацу начал в полную силу работать в правоохранительных органах, а Юччи записался на еще один углубленный курс астрономии в Обсерватории. По дороге домой Тацу покупал им продукты на неделю вперед, а Юччи каждые два дня готовил обед, чаще всего блинчики.
Когда они оставались наедине, Юччи усаживал его на диван и заставлял слушать свои увлеченные рассказы о названиях комет, значении звезд и несправедливости, глубоко укоренившейся в системе классификации планет.
Вскоре после того, как Юччи исполнился двадцать один, Тацу переехал из своей комнаты через коридор – в спальню Юччи, в постель Юччи. И по ночам, когда он светился, Юччи не жаловался, потому что всегда нуждался в свете, чтобы заснуть. А Тацу смотрел на форму его сонного рта, на то, как свет скользит по спящему лицу, на высвеченные своим сиянием плакаты на стене: изображения солнца и луны и мерцающего купола звезд, простирающегося в бесконечность…
И, представляя себя с Юччи сидящими на изрезанной кратерами поверхности Луны и держащимися за руки, позволял его дыханию уносить свои мечты в загадочные глубины космоса.
| |
-
-
27.02.2016 в 19:49-
-
28.02.2016 в 13:58-
-
29.02.2016 в 00:15KontRayen, спасибо вам! Здорово, что вам понравилось!
-
-
03.04.2016 в 00:33тормознутыевлюблённые без них делали? ))) Такое реалистичное описание признаний и последующих первых поцелуев! С одной стороны, жалко бедолаг: мало того, что неопытные, так ещё и, по сути, на ощупь всё познавали/делали ))) Хотя с другой стороны, темнота - отличная отмазка для всех косяков: мол, это не неопытность, а неудачное стечение обстоятельств в виде отсутствия света ))) Вообще, я, если честно, надеялась, что Уэда засветится раньше, сразу после признания Накамару )) Но, видать, темнота была в данном случае стратегически важна ))) Или Уэда становится счастливым только по получении неоспоримых невербальных доказательств )))пс: Замечание Уэды по поводу секса в тёмных кладовках повеселило
Сам Уэда получился недолюбленным ребёнком (но тут, как я понимаю, матчасть располагает?..), его отношения с родителями, точнее - отношение родителей к нему - производит, конечно, удручающее впечатление. С другой стороны, помогает понять откуда в характере Уэды взялись некоторые, не самые приятные черты. И слава богу, что есть Накамару, который принял Уэду со всем его
г..."добром". (Вообще, Накамару - "универсальный солдат": подходит всем, а особенно - проблемным личностям)))Большое спасибо за перевод!
-
-
08.04.2016 в 00:48А не засветился Уэда сразу, потому что мне кажется - сначала у него был шок, а потом ему было немного страшно? А как перестало быть страшно, так и засветился)))
Насчет Накамару, согласна отчасти - с одной стороны, кто-то, кто будет спокойно и
скучнометодично заботиться - очень нужный человек в нашем зоопарке взбалмошных личностей, с другой - кто его знает, какие черти водятся под этим "дедовским" образом. Ты вон фотосетс трупомпоследний видела? Там где на диване, вполне себе вальяжный и уверенный в себе мужичок.-
-
08.04.2016 в 19:04Спасибо)
-
-
08.04.2016 в 19:54Ты вон фотосет с трупом последний видела? Там где на диване, вполне себе вальяжный и уверенный в себе мужичок - нет, не видела (ещё). Но я и раньше за ним замечала, что он, например, совсем не производит впечатления тормознуто-трусливого ботаника, которые краснеет, услышав слово "грудь" (или - не приведи Господи! "сиськи" ))). В нём есть уверенность в себе и собственных силах (не поймите пошло))), при полном отсутствии желания выпендриваться или строить глазки. Как будто ему даже немного чуждо всё это айдольство со всеми прилагающимися обязанностями... При этом выглядит он всегда хорошо, да и фигура/тело всегда было и есть в порядке
Не говоря уже о том, что от одних только его рук можно кончить )))Одним словом, Мару - это такой тип "серьёзный надёжный мужчина" (примерно как Мураками в Канджани8)-
-
10.04.2016 в 11:06его все-таки заставляютон все-таки предстает в более айдольском обличии (ты посмотри-посмотри этот журнал), то прямо ащщщ-
-
10.04.2016 в 11:42