 Название: Мы озарим этот мир Переводчик: *** Бета: *** Источник: We’ll shine on this world - kyjr Форма работы: перевод фанфика Размер: миди - 4677 слов Категория: джен Рейтинг: PG-13 Жанр: повседневность Примечание: Название представляет собой видоизмененную строчку из песни KAT-TUN “We’ll be alright”. Краткое содержание: Каждый год они собираются на свою годовщину, все шестеро. Где бы то ни было, и что бы ни случилось. Все, вместе, потому что они – семья. Примечание автора: С 10-ой годовщиной, KAT-TUN. Спасибо вам за всё.
|
Читать?
Идет дождь. Никто не знает, почему каждый раз, когда они вот так собираются, на улице льет как из ведра, но факт остается фактом. Дождь грохочет, выстукивая по стеклам монотонный ритм, холодными волнами отзывающийся в квартире Уэды. Он подобен звуку копыт тысячи коней, непрерывным галопом несущихся по крышам, покуда жеребец-гром не взбрыкивает, грохоча, в вечернее небо, и сопутствующая ему молния не разрывает темноту на светящиеся куски. Снаружи мрак, и луна прорывается сквозь тучи, чтобы отразиться в неровном асфальте, таинственно прекрасная в этой ночи. Но все же есть что-то такое в тишине дождя, в том, как он гасит и заглушает все прочие звуки...
Ботинки Накамару уже стоят в гэнкане, он ранняя пташка, и всем известно, что вскоре за ним появится Каме. Запах соуса для спагетти наполняет дом уютным теплом, куда приятнее преодолевать мерзкую погоду, когда в конце маячит перспектива вкусной еды.
Телевизор в гостиной отбрасывает цветные блики на противоположную стену: Накамару убавил звук, чтобы сосредоточиться на готовке. Но в то же время по квартире еле слышно разносится музыка, негромкий рок, поддерживающий их дух и отгоняющий грусть, навеваемую дождем. Уэда тоже на кухне, сидит на столе и болтает ногами, наблюдая за тем, как Накамару готовит.
Каме объявляет о своем прибытии быстрым – раз, два, три – стуком в дверь, привычно игнорируя сломанный звонок, который Уэда никак не соберется починить, и тот поднимается, чтобы открыть. На лице Каме, когда тот заходит в гэнкан и разувается, блуждает счастливая, усталая улыбка, а его приветствие Уэде и Накамару (который откликается с кухни, не отрываясь от готовки) выходит немного хриплым, и Уэда машет ему рукой, чтобы проходил дальше в тепло. Волосы Каме мокрые от дождя, и он слегка запыхался, но светится так, как свойственно лишь Каменаши, – ясный, сияющий взгляд, и Уэда знает: тот рад находиться здесь.
- Накамару готовит? – спрашивает Каме, и Уэда кивает, проводя рукой по собственным волосам. Они несколько длиннее, чем ему бы хотелось, но Уэда слишком ленив, чтобы дойти до парикмахерской, хотя Накамару не перестает ему об этом напоминать. – Опять спагетти и фрикадельки?
- А разве может быть что-нибудь другое?
Каме хохочет и направляется на кухню, помахивая серым полиэтиленовым пакетом, который Уэда заметил еще с порога, и пятнадцать минут спустя, квартиру заливает восхитительный запах знаменитого карри матери Каме, заставляя их желудки непроизвольно урчать. Впрочем, разумеется, они не могут приступить, пока не пришли остальные, поэтому Уэда выносит сырную тарелку, про которую Накамару еще раз напомнил ему сегодня по имейлу (потому что Уэда всегда о ней забывает), и они закусывают сыром. Накамару морщит нос от резкого запаха, но Уэда предпочитает не обращать на это внимания.
Они как раз успевают достать вино, когда приезжает Коки, врываясь в квартиру так бесцеремонно, будто она его собственная, и наполняя все вокруг жизнью, радостью, звуком, потому что это именно то, что всегда привносит Коки … ну и обнимашки, разумеется. Его руки сжимаются вокруг Уэды, когда тот еще толком не успел очухаться от его появления и может только молча улыбаться ему в плечо. А Коки уже хватает за руку Каме и тянет его обниматься следом. Сегодня волосы Коки затянуты в тугой хвостик, перехваченный кожаной ленточкой, но, не желая оставаться связанными, они в беспорядке рассыпаются вокруг его физиономии. С их последней встречи он успел обзавестись тремя новыми пирсингами, и те поблескивают в свете ламп, когда Коки улыбается и промокает полотенцем вымокшую под дождем шею.
- На улице льет как из ведра, - заявляет он, и Накамару закатывает глаза, не переставая помешивать свой соус.
- Да не может быть, - бормочет он, и Коки пихает его локтем, а потом выхватывает из рук ложку, чтобы попробовать.
- Вкусно, как всегда, - счастливо вздыхает он, заставляя Накамару ухмыльнуться и проворчать: «Спасибо».
- Ты принес…
- Конечно принес, - обрывает его Коки и тащит в кухню большую красную кастрюлю. Он всегда является с огромной красной кастрюлей. Она обрушивается на стол, и Коки, не переставая широко улыбаться, снимает крышку с еще дымящейся курицы в панировке, своего коронного блюда.
- Поставь ее в духовку, чтобы не остыла.
- Пойдем-ка сюда, малышка, - шепчет Коки и что-то насвистывает, выполняя данное ему указание. Накамару снова закатывает глаза.
- Прекрати разговаривать с едой, это нелепо!
- Что поделать, это любовь! – спорит Коки.
К тому времени, когда приходит Тагучи, негромкий рок сменяется классическим американским фолком: мурлыкающим голосом и резким бряцанием гитарных струн. Тагучи приветствует всех, стряхивая свой зонтик за дверью и обрекая утренних уборщиков на борьбу с попавшей на ковер влагой.
- Простите, что опоздал, - извиняется он, смахивая с волос капли дождя. – На улицах кошмарные пробки.
- Все в порядке. Аканиши еще не пришел, - успокаивает его Каме, прислонившись к кухонному столу с бокалом вина в руке. Доносящийся с кухни запах просто восхитителен, благоухание разных сортов мяса и соусов смешивается в воздухе, чудесно дополняя друг друга. – Ты не считаешься опоздавшим, пока он тебя не обгонит.
Тагучи хохочет, громкий взрыв смеха, который кажется непроизвольно рвущимся у него из горла.
- Ну, ему же надо…
- Пройти целых пять кварталов, - походя прерывает его Уэда, несущий посуду в гостиную, где телевизор все еще мелькает без звука. Он расставляет их полукругом на полу вокруг телевизора в своей обычной манере – то есть кое как. Тарелки все разные: по цвету и стилю, синие, красные, узорчатые и однотонные, такие же несочетаемые и противоречивые, как и те, кому предстоит из них есть.
- И не вздумай просто раскидать тарелки по полу! – орёт Накамару с кухни, и Уэда косится на Тагучи, который наблюдает за ним со спокойной улыбкой.
- Я не раскидывал! – кричит Уэда в ответ и, проходя мимо Тагучи, шипит: - Только попробуй скажи! – Но Тагучи лишь посмеивается и хлопает его по спине. – Кстати! А где твоя еда? Не думай, что раз ты опоздал…
- Не волнуйся, не волнуйся, я все принес, - поспешно заверяет тот, следуя за Уэдой на кухню. Его вклад стоит на столе, блюдо суши, купленное в новом, недавно открывшемся ресторанчике. Когда Каме вскрывает упаковку, ощущение свежести буквально разливается вокруг, и привычный аромат суши вплетается в запахи готовящейся пищи.
- Вот ленивец, - бормочет Коки, скрещивая руки на груди, в то время как Каме перекладывает суши на плоские тарелки, чтобы их было проще отнести в гостиную. – Ты ведь так ни разу ничего и не приготовил.
Но Тагучи только безмятежно улыбается, помогая Каме, и отхлебывает глоточек вина, полностью игнорируя замечания в свой адрес. «Бокал в руках Тагучи всегда так элегантно смотрится», - думает Уэда. И именно в этот момент наконец прибывает Аканиши, в вихре дождя, промокших волос и шуршащих полиэтиленовых пакетов. Его зонтик вывернут наизнанку, а одежда вымокла до нитки, но глаза смеются и светятся счастьем, даже когда пальто сваливается у него с плеч и пытается запутаться в ногах.
- Ура! Теперь мы можем начинать! – восклицает Тагучи, салютуя бокалом и делая большой глоток. Аканиши отвечает Тагучи ухмылкой – одной из тех расслабленных, счастливых ухмылок, которые в последнее время появляются на его губах гораздо реже, – и искренне благодарит Уэду и Накамару, когда те торопятся избавить его от пяти пакетов, неловко висевших у него в руках.
- Простите, что опоздал, - выдыхает он, проводя рукой по мокрым волосам. – У Теи случилось расстройство желудка, и ее рвало от всего подряд… Вы бы только видели, на что была похожа наша кухня…
- Избавь нас от подробностей, Аканиши, - вздыхает Каме, проходя мимо с суши в руках.
- …и Сацуки не хотела оставаться без меня со всем этим… Привет, Каменаши… Так что мы поехали в больницу, и они дали нам лекарство, потому что, ну, понимаете, у нее же такой маленький, нежный желудок, очень чувствительный и…
- В точности как у ее папаши, - замечает Коки, впрочем, весьма по-доброму.
- …и оно вырубило ее наповал, так что теперь она заснула, и Сацуки уснула рядом с ней, так что мне удалось ускользнуть, - заканчивает Аканиши, переводя дыхание.
- Мило, - комментирует Накамару, ставя пакеты на кухонный стол. Аканиши и Уэда следуют за ним, и Аканиши начинает вынимать разномастные пластиковые контейнеры, аккуратно расставляя их вокруг.
Это здорово – снова встретиться с Аканиши. Уэда не виделся с ним с этого же времени в прошлом году, и его волосы были короче, а на верхней губе проступали… присутствовала небритость, но не так уж многое изменилось с тех пор. Например, и тогда он тоже опоздал. Уэда не произносит вслух ничего из этого, не такой он человек, поэтому просто ограничивается тем, что кладет руку Аканиши на плечо, и тот отвечает ему удивленным взглядом, а потом расплывается в лукавой ухмылке.
- Ага, - вот и все, что он говорит, и Уэда знает, что тот все понял. Аканиши всегда хорошо его понимал. Накамару понимает чаще всего, а Аканиши – лучше всего. Так уж между ними повелось.
- Это Сацуки готовила? – спрашивает Каме, возвращаясь на кухню, чтобы налить себе еще немного вина. Коки добыл для Аканиши одно из полотенец Уэды, и, проходя мимо, Каме накидывает его тому на голову.
- Ага, - подтверждает Аканиши, вытирая волосы. – Буррито на всех, - провозглашает он, и Тагучи снова вопит: «Ура!». – А ты опять купил готовую еду?
- Разумеется, - отвечает Тагучи с гордой улыбкой. – Не мог же я вас, охламонов, разочаровать.
Аканиши хохочет, открыто и громко, запрокидывая голову так, что волосы мокрыми кудряшками рассыпаются у него по плечам. Каме тихо улыбается.
- Какой же ты шумный, - жалуется он, качая головой, но Аканиши только усмехается в ответ.
- Признайся, ты же по этому скучал? - предполагает он со вспышкой неуверенности, которая появляется у него в голосе каждый раз, когда он упоминает о чем-то подобном. Каме закатывает глаза.
- Видимо, у меня выработалась дурная привычка или что-то в таком роде, - отвечает он, и Аканиши расплывается до ушей.
Несколько минут спустя они тащат тарелки и миски, и кастрюльки, до краев наполненные вкусной едой, в гостиную, расставляя их на ковре перед телевизором, в котором по-прежнему грустно мелькают молчаливые изображения. Коки первым с кряхтением падает на пол, вытягивая руки над головой и потягиваясь, прежде чем устроиться перед едой.
Спагетти Накамару выглядят такими же вкусными, как всегда, от души политые душистым красным соусом поверх большего количества фрикаделек, чем они реально в состоянии съесть. Две корзинки наполнены круглыми булочками, которые не забыл принести Каме, распаренными и хрустящими после духовки, в которую ненадолго поставил их Коки, и рядом с ними приготовлены масло и нож. Красная кастрюля Коки стоит, как обычно, в центре, и курица в сухарях вызывает не меньший аппетит, чем когда он только принес ее. Ингредиенты для буррито Аканиши лежат тут и там в ожидании момента, когда немного трясущиеся от выпитого руки соберут их воедино. Приготовленное мамой Каме карри тоже выглядит, как всегда, бесподобно: крупные куски овощей и мяса в густом коричневом соусе, и рядом стоит широкая миска, с горкой наполненная рассыпчатым рисом, в центр которой воткнута большая сервировочная ложка. Даже покупные суши Тагучи смотрятся отлично: рыба, рис и водоросли, скрученные в единое восхитительное целое.
Для них – Уэда все еще лидер. Он не готовит, но зато позволяет проводить эти сходки у себя дома, где он сможет присматривать за ними и убедиться, что они не вляпались в какие-нибудь неприятности. Ну и еще потому, что ему уже давно не доверяют хоть что-то готовить, но Уэде нравится думать, что все дело в его статусе лидера.
Левая коленка Уэды врезается Накамару в бедро, а другая едва касается коленки Каме. Аканиши сидит по другую сторону от Каме, сворачивая буррито, которое грозит развалиться в любой момент, а дальше за ним – Тагучи. Коки расположился с другой стороны от Накамару. Сидеть и есть вот так довольно неудобно, зато глупо и забавно, поэтому они поддерживают традицию каждый год, чтобы напомнить себе, как много лет назад они впервые начали ее, сгрудившись на полу вокруг крошечного телевизора в спальне Накамару и поедая кап-рамен из бумажных стаканчиков.
Каме включает звук, наконец позволяя телевизору снова заговорить, – это какое-то игровое шоу, с декорациями в розовых, голубых и зеленых тонах, абсолютно не сочетающихся с костюмами ведущих. Коки начинает наваливать на свою тарелку спагетти Накамару, одним глазом поглядывая на экран. Уэду не заботят возможные пятна на ковре – черт, да там уже накопилось штук двадцать, – так что волноваться определенно не о чем.
- Стало быть, восемь лет, а? – говорит Аканиши, качая головой, точно никак не может в это поверить, прежде чем вгрызться в свое буррито. – Блин, моя жена умеет отлично готовить, - добавляет он с довольным вздохом.
- Восемь долгих лет, - кивает Накамару и громко дышит, засунув в рот ложку с горячим карри. – И мы умудрились не пришибить друг друга.
- Хотя искушение было, - добавляет Каме, косясь в сторону Коки, который втягивает голову и сосредоточенно наматывает спагетти на вилку. – Я бы предпочел обойтись без некоторых ухабов на этом пути.
- Простите, - бормочут Аканиши и Коки с набитыми ртами, виновато поглядывая в направлении Каме. В ответ тот молча закатывает глаза и продолжает изящно клевать свои суши.
Уэда не говорит ничего, сейчас он доволен тем, что просто сидит и слушает. Они пересказывают давнишние истории, наслаждаясь воспоминаниями о своих ошибках и успехах, о веселье и грусти прошлых лет. Карри Каменаши-сан горячее, в меру сладкое и острое, оно согревает Уэду до самых костей, и неожиданно кажется, что ему снова восемнадцать: крашенный в блондина, голубоглазый, неуверенно улыбающийся мальчишка. И он опять в гостиной Каменаши, сидит вместе с остальными вокруг длинного полированного стола, а члены семьи Каме – отец и три брата – расположились чуть поодаль на разнокалиберных стульях, потому что места за столом мало, всем просто не поместиться. Братья Каме подкалывают друг друга, а у Коки на глазу повязка, потому что в этот день он с кем-то подрался. У самого Уэды глаза красные и саднят от контактных линз, а Накамару, кажется, вот-вот заснет прямо за столом. Но потом заходит мама Каме в красном клетчатом переднике, с заколотыми в рассыпающийся узел волосами и несет большую кастрюлю с карри, и больше ничего не имеет значения, потому что ее карри – лучше всего. Все остальное просто бледнеет по сравнению с этим…
- Восемь лет с нашего дебюта, - повторяет Тагучи, и Уэда снова оказывается у себя в гостиной. Тагучи решил поиграться со своей едой, вместо того чтобы есть, и изобразил на тарелке рожицу из суши и спагетти на расстеленном во всю ширь буррито. – Но у меня такое ощущение, как будто я знаю вас всю жизнь.
Собравшиеся хором кивают: никто из них не может вспомнить то время, когда другие не являлись частью его существования. Слева от Уэды Накамару тихонько хмыкает, и тот пихает его локтем и награждает вопросительным взглядом, не переставая жевать.
- Я точно не представляю, как бы ты обошелся без нас, - честно отвечает Накамару, глядя снизу вверх на Уэду, который мгновенно надувается.
- Прекрасно бы обошелся…
- И когда ты в последний раз сам устраивал стирку? – спрашивает Коки, разворачивая суши и отправляя в рот кусок водоросли. Его одногруппники не отличаются изысканными застольными манерами, именно поэтому они никогда не проводят эти посиделки в ресторане.
- Туше.
Но дело в том, что Уэда даже не хочет представлять собственную жизнь – без них. Они бывают раздражающими, слишком громкими, упрямыми, грубыми – но все это относится и к самому Уэде. Они так и не стали лучшими друзьями, но каким-то образом знают о нем все, точно так же, как он – знает все о них. Ну, не то чтобы все, но действительно важные вещи: то, что Тагучи не может долго оставаться на ногах, иначе его колено начинает болеть, еще с тех, давних времен; и то, что Каме по-прежнему ненавидит помидоры и будет протестовать против их присутствия в чем бы то ни было (кроме соуса для спагетти); и то, что Накамару не может заснуть при выключенном свете. И как сужаются глаза Коки, когда тот устал. Уэде наплевать на то, кто с кем дружит и чем они там занимаются в свое свободное время, но вот все это – его заботит. То, что по-настоящему важно.
Он смотрит вокруг – на пятерых людей, которые оставались рядом с ним всю его жизнь, и улыбается. Это его дом, его семья.
- А помнишь, как мы подговаривали Накамару спереть пиццу Такки? – хохочет Коки, и рис сыплется на ковер прямо у него изо рта. Накамару вздыхает.
- Да, но он оказался слишком трусливым, чтобы провернуть такое, - поддевает Аканиши, помещая суши на свою ложку с карри.
- Что ты делаешь? – спрашивает Каме, удивленно приподняв бровь, но Аканиши просто пожимает плечами.
- Пробую новый вкус?
- Поэтому пиццу украл Уэда, - посмеивается Тагучи, и глаза Коки расширяются.
- О, а ведь точно! – громко восклицает он (ну, справедливости ради, Коки вообще все делает громко) и тыкает вилкой в сторону Уэды. – А потом ты обвинил в этом Нишикидо.
- Счастливейший день моей жизни, - бормочет Уэда, вспоминая искреннее недоумение и стыд на лице Нишикидо, когда Такки читал ему нотацию о «необходимости нести ответственность за свои поступки». – Пицца и сладостная месть.
- Какой ты недобрый, - замечает Накамару, но Уэда только смеется, зная, что тот совсем не имеет в виду то, что говорит. Он откусывает кусок курицы в сухарях и тихо стонет от восхитительного вкуса: это навевает мысли о тепле, меде и золотистых собаках, лежащих возле закопченного камина.
- О, Джина показывают по телику! - восклицает Тагучи, и все дружно смотрят на экран, где лицо Аканиши пялится на них сквозь темные очки и вспышки фотокамер, а репортер вещает что-то поверх этого гвалта.
Аканиши бледнеет. - И что я опять натворил?
- Ну, вероятно, дело в том, что ты сбежал из дома, пока твой больной ребенок и усталая жена заснули, - походя предполагает Коки, всасывая спагетти с ужасным чавканьем и умудряясь закапать соусом кончик собственного носа. Тагучи вздыхает и вытирает нос салфеткой. – Спасибо.
- Вот мы упомянули Уэпи, но что бы ты делал без нас? – тихо посмеивается Тагучи, и Коки краснеет, а потом отпихивает Тагучи в сторону и крадет у него с тарелки буррито-рожицу. – Фернандес! – горестно вскрикивает тот, когда Коки с наслаждением поедает ее.
- Отвечая на твой вопрос, Джин, - пытается перекричать их перебранку Накамару, - похоже, у тебя выходит концертный DVD или что-то в таком роде?
Напряженное лицо Джина расслабляется, и по губам скользит облегченная улыбка. - А, точно, - кивает он, запихивая в рот кусок суши. – Почти забыл об этом.
Уэда замечает, что Каме кажется ужасно молчаливым, и пихает его в бок. Тот вздрагивает и смотрит на Уэду со смущенным и озадаченным видом. - Ты в порядке? – спрашивает Уэда, и Каме устало улыбается.
- Разумеется, - все, что он отвечает сначала, продолжая отламывать крошечные кусочки от подогретой булочки. Его колени сплошь усыпаны крошками. – Я скучал по всему этому, - добавляет он некоторое время спустя практически шепотом, и Уэда просто кивает. - Ага.
И вечер продолжается в том же стиле: они обмениваются историями, припоминая что-то полузабытое, клубящееся языками тумана на границе их памяти. Все слегка пьяные, несильно, но в какой-то момент даже поют – почему-то песню Kinki Kids, а не свою собственную, а затем переходят к одной из песен Аканиши, причем Тагучи умудряется так извратить английские фразы, что Аканиши катается по полу от хохота.
- Никогда не меняйся, Джунно, - выдыхает он, светящийся и счастливый, и немножко охрипший от смеха, и улыбка Тагучи никогда еще не была такой искренней.
Уже почти полночь, когда все начинают понемногу уставать, объевшиеся и основательно разгоряченные. Они смотрят повторы старых телеигр, выкрикивая ответы еще до того, как их угадают участники, – хотя Аканиши злится, когда те даже не дают ведущему закончить вопрос, – и Каме понемногу начинает зевать и тереть глаза. Он отмахивается от озабоченного взгляда Накамару, но Уэда знает, что, если Каме начал зевать, дело к концу, поэтому собирает пустые тарелки (те из них, которые стоят под рукой) и с помощью Тагучи относит их на кухню. Аканиши и Коки слишком увлечены телеигрой и не позволяют Накамару помочь, потому что Накамару их главный козырь.
Они подкалывают Уэду, потому что обычно он не любитель уборки, но тот игнорирует, отвечая закатыванием глаз и коротким тычком в плечо. При других обстоятельствах Уэда заставил бы их включиться в работу, но сегодня – другое дело. Сегодня у него есть Тагучи, с его неиссякаемым запасом улыбок, сейчас, в соответствии с поздним временем, более приглушенно-сонных. Он тих и старателен и не устраивает сцен, даже когда Уэда поручает ему мытье посуды. Просто оборачивается к нему со счастливой, усталой улыбкой и засучивает рукава.
- Вот поэтому я всегда покупаю еду, - замечает он. Уэда отвешивает ему подзатыльник. - Оу! Иди подерись с кем-то в своей весовой категории!
Когда Уэда в следующий раз проверяет ситуацию в комнате, Каме свернулся в клубок, привалившись к креслу-мешку и, положив голову на руку, пялится в экран из-под полуприкрытых век. Накамару удается выкрутиться из пьяных объятий Коки, когда тот тянется за недопитым пивом Тагучи, и он помогает Уэде с уборкой. Проходя мимо Уэды с красной кастрюлей Коки в руках, он похлопывает того по плечу:
- Каме почти вырубается, - тихо шепчет он, и Уэда смеется, потому что это и так очевидно. Даже Коки и Аканиши немного притихли, пытаясь позволить Каме урвать свои пару минут отдыха до того, как мир шоу-бизнеса снова возьмет его в оборот, но Каме упрямится и отказывается закрывать глаза.
- Смените программу, - хрипло требует он, и Коки подчиняется. В итоге выбор падает на телемаркет, где ведущие пытаются продать товар с пафосными речами и размашистыми жестами.
- О! – Каме – большой любитель закупиться в ночи.
- Казуя, ляг и поспи, - слышит Уэда озабоченный шепот Аканиши, направляясь в спальню за постельным бельем. Аканиши зовет Каме по имени только тогда, когда действительно очень волнуется, и тот прекрасно об этом знает.
- Да посплю я, посплю, - слышится ответ Каме. – Не переживай так, Джин…
Туше. Уэда практически видит, как Аканиши со вздохом сдается.
Уэда достает одеяла из комода с бельем и прихватывает несколько подушек из гостевой спальни. Они немного пахнут средством от моли, и раньше он всегда извинялся за это, но Коки неизменно широко улыбался и говорил, что они пахнут домом, поэтому Уэда больше не извиняется. В них нет ничего особенного, просто старые диванные подушки, которые когда-то купила ему мама в надежде, что он попытается как-то декорировать свою квартиру. Он сваливает их на пол посередине гостиной и, проходя мимо, наступает Коки на ногу – не специально, разумеется, совершенно не специально, почему ты так решил, Коки?
Тагучи закончил убираться на кухне, а Накамару собрал остальные подушки, валяющиеся по всей комнате. То, как они устраиваются потом, больше всего похоже на большое гнездо: мешанина из подушек, простыней, одеял и шестеро взрослых мужчин, устроившихся кто где на полу гостиной, – причем места не так много, так что они вроде как притиснуты друг к другу. Голова Аканиши почти уткнулась в колени Тагучи, локоть Накамару тычется Уэде в бок, ноги Каме упираются в стену, а конечности Коки разбросаны везде и поверх всех, потому что – вот так уж он спит.
Они затихают.
Где-то вокруг по-прежнему шумит Токио: поезда, машины и люди продолжают спешить куда-то сквозь ночь в непрерывном гуле. Дождь все еще льет, и Уэда поворачивает голову и следит за каплями, сползающими вниз по стеклу. Странное умиротворение наполняет его тело, когда Накамару снова заезжает ему в бок локтем, Аканиши бормочет что-то вполголоса, каждый раз как Коки шевелится, Каме переступает ногами вверх по стене. Тагучи чихает, и Аканиши отвешивает ему подзатыльник.
- Спасибо, - говорит Уэда, и общее молчание приобретает явный оттенок любопытства.
- Гм-м? – мычит Тагучи, и теперь уже его пятки тычутся в лицо Аканиши.
- За что? – спрашивает Коки, тихонько толкая его щиколотку.
Но Уэда не отвечает, просто позволяет своим словам раствориться в ночи. И все воспринимают их и впитывают, ощущая различные вариации одного и того же чувства. Позволяют этим словам бродить у себя под кожей и растягивать уголки губ в едва заметные улыбки.
Завтра ему надо в Сибую на фотосессию, а потом в центральный Токио – давать интервью. Он знает, что Каме надо успеть на отправляющийся в десять утра синкансен до Осаки ради съемок «Гоуинга» и потом – каких-то фотографий с бейсболистами. У Аканиши запланирована звукозапись, которая, как тот говорил, может затянуться на весь день, и он совсем этому не рад. У Коки встреча с руководителями его нового лейбла, а потом – фотосессия в Роппонги. У Тагучи съемки дорамы с девяти до трех и каких-то запланированных на будущее промо после этого. Завтра всем им предстоит снова погрузиться в реальность.
В комнате все еще довольно светло, но Уэда не собирается выключать свет, пока не услышит, как дыхание Накамару станет ровным и глубоким. Он закрывает глаза, но за закрытыми веками продолжают проноситься образы, за многие годы успевшие въесться в его сознание. Каждый случай, когда Уэда нервничал во время интервью в прямом эфире, но чувствовал за спиной спокойную силу Тагучи. Каждый момент на сцене, когда огни светили так ярко, фанатов было великое множество, музыка оглушала, а микрофон у него в руке, казалось, превращался в неподъемную тяжесть, но он знал, что Накамару рядом, что тот подстрахует его, если что. Каждый раз, когда он получал травму, а Коки мгновенно оказывался поблизости и бормотал что-то вполголоса, отвлекая его от боли, пока не подоспевала помощь. И сияющая улыбка Аканиши с другой стороны сцены, когда они пели одну бесконечную песню за другой, истекающие потом и измотанные вконец… И хотя они с Каме так часто и много ругались, им тоже удалось выстроить какую-то свою странную связь, остающуюся не менее сильной даже спустя столько лет, хотя они так и не стали лучшими друзьями.
Уэда вспоминает шестерых угловатых подростков с грандиозными мечтами и ярко выраженными точками зрения, столпившихся в кабинете Джонни, когда им сказали, что теперь они – группа. Помнит надежду и радость, но также и гнев – другим ребятам, похоже, совсем не понравилась эта идея. Они были язвительными и упрямыми, и легко раздражались – Аканиши и Коки в особенности. А Уэде нравилось досаждать Каме, потому что из-за этого все его лицо сморщивалось и краснело. Они были трудными и противоречивыми, и с ними невозможно было договориться. И никогда-никогда не могли они подумать, что станут друзьями. Что когда-нибудь почувствуют эту связь.
Связь, которая гораздо глубже дружбы, – на самом деле, это никакая не дружба, потому что они крайне редко встречаются друг с другом за пределами работы. Но это и не «уважение к сослуживцам», потому что Уэда не чувствует себя обязанным любить их. То, что он испытывает к ним, это нечто другое. Нечто в каком-то смысле более сильное. Как семья.
- Знаете, парни, а я ведь вас больше не ненавижу, - смущенно произносит Уэда спустя какое-то время, когда шевеление тел под одеялами практически прекратилось. Кто-то закашливается. Уэде кажется, что это Коки.
Он не может сказать, что любит их. Нет, когда-нибудь он скажет, обязательно, много лет спустя, когда ему будет сорок семь и его волосы снова будут темными, а на лице появятся морщины от слишком частого смеха. Но не сейчас, потому что это слишком смущающе, и он вообще не говорит о своих чувствах, зачем - если он и так знает, что его понимают… В любом случае они – такая непутевая группа! Уэда подозревает, что именно поэтому он так их и любит.
- Мы тоже тебя не ненавидим, - сонно бормочет Накамару, и из угла, где лежит Каме, тоже доносится невнятное одобрительное мычание.
- Вы мне, пожалуй, даже нравитесь, - тихо замечает Аканиши с другого конца комнаты, и Уэда улыбается в темноте.
Это хорошая ночь.
Она всегда такая, когда они собираются вместе.
| |
Аканиши всегда хорошо его понимал. Накамару понимает чаще всего, а Аканиши – лучше всего.
вот и я так на самом деле думаю.,Уэде было комфортно рядом с ДЖином. вообще тут так все тепло, по-домашнему, все их отношения. люди которые слишком разные, много пережили и хорошего и плохого. но в остатке вот это вот
Знаете, парни, а я ведь вас больше не ненавижу
прекрасный фик и прекрасный перевод!
kristiana, это прям то, как все должно быть в этот день
Знаете, парни, а я ведь вас больше не ненавижу - достойное подведение своего рода итога.
KontRayen, обязательно должно быть!
Ещё раз спасибо! И автору (заочно), и переводчику!
За перевод, конечно же, огромное спасибо.
tanyashii, действительно немного похоже на рождественскую сказку, ну так и описывается же праздник - Новый год группы, можно сказать. Верится в реальность этого "вот прям сейчас" (тем более - с первой годовщины и по сей день), если честно, с трудом. Но вот да, после интервью Уэды в особенности, очень захотелось поверить в возможность этого - хоть когда-нибудь. Когда все обиды и непонимания (ну Уэда утверждает, что они не отдалялись "специально") останутся далеко-далеко в прошлом. И да, хочется верить, что между ними действительно существует вот это промежуточное состояние привязанности - когда, какие ни есть, но это "свои", родные.
IngeborgaSt, пожалуйста, я рада, что понравилось.
lib1, и тоже пожалуйста, история действительно очень теплая, немножко невероятная, но все равно очень милая. Хочется, чтобы так и было.
jakanishi, я очень рада, что переведенная мной история смогла настолько растрогать. И... в последнее время мы все нарыдались по гораздо более грустным поводам, так что, возможно, поплакать от умиления на этом фоне - это даже хорошо.